«Мы познакомились с Шамилем Тимербулатовым в стенах консерватории. Именно в этих стенах Шамиль обращал на себя внимание быстротой реакции на происходящее, своим острым чутьем, острым взглядом на действительность. И, конечно, он был, прежде всего, музыкантом. Музыкантов отличает даже походка и то, как они ходят, как они смотрят, любуются природой. Все признаки музыканта, композитора были очевидны.
Я, конечно, не помню, о чем мы говорили с Шамилем при первом знакомстве, но выражение его лица, быстроту реакции невозможно забыть. Он жил в ускоренном темпе. Это было, очевидно, свойство его натуры. Помню, когда моя сестра играла фортепианную сонату Шамиля после окончания Московской консерватории, мы вместе слушали. Это был, по-моему, 1978 год. Она играла с большим удовольствием, с большим ей темпераментом и интересом. Мы вместе с Шамилем слушали также его Виолончельную сонату, исполнителями были Гульфира Сафина и Эльфия Бурнашева. Много раз мы были на репетициях, эта соната звучала на пленуме Союза композиторов РТ. И не только в Казани, но и в Москве. Это происходило в 80-ые годы. Ежегодно в Доме композиторов проводились сессии прослушиваний, когда с утра до вечера композиторы разных городов показывали свои произведения. И, конечно же, даже по первым его опытам было ясно, что он именно почвенный композитор. Его национальная интонация, его слышание пентатоники, разумеется, обогащённое современными гармониями и современной композиторской техникой, относятся к числу главных качеств композитора. Он мыслил национально, если можно так сказать, в музыке. И это особо ценно сейчас, потому что мульти-культурализм и глобальные тенденции, которые происходят в области информации, образования, культуры, часто стирают эти черты. Я знаю нескольких авторов, которые после окончания консерватории уезжали за рубеж и потом присылали свои опусы с потерянным лицом. Как будто музыку писал компьютер.
Сейчас это особенно важно. В наше время ни музыкант, ни композитор не должен терять в ушах звон переливов лесного ручья, шелест листвы – все, что сближает человека с природой. Особенно с той природой, где он родился, где он вырос. И вот именно природные мотивы очень сильно проявились в творчестве Шамиля. Это далеко не каждому композитору свойственно. Это порождает особый мелодический склад, гармоническое мышление. Его можно отличить в любом концерте. И когда слышишь его музыку, нет сомнения, что это именно перо Шамиля. Он имел свой почерк, свое лицо.
Я думаю, что жизнь Шамиля была не легкой. Ну, вообще, для композитора сейчас не лучшее время. Когда любой юнец с гитарой может себя назвать композитором и после этого следует тирада, которая ничего общего с этой профессией не имеет. Труд композитора – это как труд художника, это познание природы, познание самого себя (самопознание), углубление в человеческую психологию. Это можно сказать, генная инженерия, когда человек, изучая себя, познает природу, познает окружающий мир. Тем самым формирует свой особый взгляд. Все это было у Шамиля, я бы даже сказал, что в его музыке есть философское начало. Размышление о судьбе мира, о судьбе природы, о собственной судьбе. Часто в его музыке можно услышать именно диалог. А диалог порождает драматургию. Он не боялся крупной формы, а это говорит о зрелости творца. Уже в студенчестве он писал такие формы, как концерт, ораторию, сонату. Эти формы требуют драматургического мышления. Взаимоотношение партий – признак полифонического мышления. Шамиль имел это мышление, а особенно партитурное мышление было ему подвластно. Слышание оркестра было уникальным.
Мне очень жаль – такая короткая жизнь. Он мог бы столько сделать и написать. Мы с ним часто говорили о развитии композиторской школы. Я предлагал ему работу в консерватории. Он все время говорил, что времени нет, но когда-нибудь он придет и начнет свою работу в консерватории. Но его пугало всегда то, что нужно будет четыре раза в неделю приходить на работу, заполнять журналы. Ему это было в тягость. Так как творческий человек не принадлежит себе, а принадлежит тому творческому дыханию, которое требует от него погружения и безраздельной отдачи.
Шамиль был дружелюбным человеком, открытым для людей и для окружающего мира. Хотя жизнь, наверное, должна была его сделать злее. Те обиды, которые обычно человек творческий прячет в себя и не показывает, в одних может породить злое отношение к миру. У Шамиля этого не было. Он всю негативную сторону жизни пропускал мимо себя, оставляя только душевную теплоту. Он был музыкантом и принадлежал искусству. И достиг больших высот и признания народа. Он не жалел себя – и это тоже свойство настоящего художника. Не жалея себя, трудился во имя создания нового произведения. У него было открытое сердце. Иногда Шамиль ставил меня в тупик. Вдруг придет с пачкой нот и говорит прямо в лоб: «Вот новые произведения, нужно играть».
Для меня непостижим уход Шамиля. Я считаю, что причина этого – бешеный ритм жизни, неумение беречь себя. Такая активная жизнь сожгла Шамиля.
Я думаю, что посмертная награда (премия им Г. Тукая) отчасти признает его творческие высоты, хотя признание публики было всегда. Я не знаю ни одной провальной премьеры. В музыкальной среде Шамиль был очень уважаемым человеком. И сейчас он живет в своей музыке и очень уважаем музыкантами, исполнителями, слушателями.»
Беседу вела музыковед М. Файзулаева
