Сад в огне

«Новая музыка offline» продолжилась в Петербурге первым концертом малого цикла «Пластика звука». Это начинание хочется приветствовать, громко крича «Послушайте! Посмотрите!», размахивая руками, — в общем, отчаянно привлекая к нему внимание.

То, что сотворилось на сцене большого зала Екатерининского собрания вечером 18 мая, — просто здорово. Современные композиторы, чей музыкальный мир воспринимается анклавом для посвящённых, пересекли воображаемую границу и встретились с хореографами Дома танца «Каннон данс». В результате танцевально-музыкальной химии синтезировались премьерные сочинения.

Два балета первого отделения показало разные грани танцевальной пластики.

Beetween / Among (музыка Константина Степанова, хореография Дарьи Зиновьевой) — спектакль с заявкой на интеллектуальный эксперимент осмысления времени и пространства через звук. Это была попытка поступенной координации танцоров, музыкантов «Эссе-квинтета» и электроники. Исполнители взаимодействовали на уровне «звуковой комплекс — отдельный жест», и поначалу движения казались нарочитыми, угловатыми, роботизированными. Каждый танцующий повторял скудный набор жестов. Чем более идейно постижимой становилась звуковая материя, тем разнообразнее и свободнее двигались артисты.

В «Апокрифе» (композитор — Глеб Лукомец, хореограф — Алевтина Грунтовская) осмысливалась доречевая коммуникация, внеязыковая модель общения. Несмотря на абстрактность поставленной задачи, как в первом спектакле, эта постановка выглядела как более конкретный танец и навевала мысль о теории эволюции. Казалось, Грунтовская стремилась к органичности само́й природы — мягким извивам лиан, гибким изгибам пресмыкающихся, плавным взмахам птичьих крыльев.

Но, конечно, кульминацией первого вечера «Пластики звука» стал балет 2021 года «Чёрный сад» (композитор — Олег Гудачёв, хореограф —Валерия Каспарова). Спектакль, для Каспаровой пронзительно-личный, основан на документальном материале: дети Нагорного Карабаха («кара бах» переводится как «чёрный сад») вспоминают войну. Балет стал философской притчей, пароксизмом оознания непоправимости войны.

Магистральная метафора «Чёрного сада» — раскидистое дерево, шумящее своими упругими ветвями, живое, дышащее, прекрасное. Каждая ветвь тянется к солнцу — так растопыренные пальцы детей тянутся к ласке, изучению мира. Война вторгается в обычную жизнь детей — полосуют небо самолёты, гудят сирены… Это кажется игрой, и, расставив широко руки, «самолёты» носятся по детским площадкам, обгоняя друг друга.

Но безвозвратно уходят отцы, разрушаются дома — игра перестаёт быть игрой, заставляя взрослеть.

Дереву не выжить: расщеплённое взрывом, оно превращается в обугленный, застылый чёрный скелет. Это по-настоящему травмирующий момент в постановке, так как перед взрывом хореографически показан хрупкий бутон, робко растущий к свету.

Наверно, почти столь же травмирующим, раздирающим душу казался простой жест объятий танцоров на сцене. И никогда бы не довелось подумать, что считалка на основе армянского алфавита оставит обжигающе жуткое впечатление.

Музыкальный ряд, созданный и подобранный Гудачёвым, великолепен. Армянские народные напевы, музыка Комитаса в  настроении реквиема, «Колыбельная» Хачатура Аветисяна из Оратории памяти жертв армянского геноцида сопрягались и сталкивались с воем сирен, выстрелами, разрывами снарядов, гулом летящих самолётов. Музыка порождала чувства, которые знакомы всем и никак не вербализуются. Как называть одним словом одновременно страх, гнев, ярость, любовь и боль — неизвестно.

Как нужен сейчас этот балет. Как важен весь произошедший концерт. Продолжайте, пожалуйста.

Елена Наливаева

Новая музыка offlineсоюз композиторов россии

В России

Все новости